Интервью из прошлого. Леонид Буряк: "С Блохиным понимали друг друга с полувзгляда"

Сегодня герой проекта — заслуженный мастер спорта, пятикратный чемпион СССР в составе киевского Динамо, обладатель Кубка кубков и Суперкубка УЕФА Леонид Буряк. В 2000 году Леонид Иосифович входил в тренерский штаб национальной сборной Украины.

— Конечно. Но волею судьбы большинство моих друзей из той поры живут в Одессе, я же — в Киеве, поэтому мы не так часто видимся. Настоящих друзей в жизни бывает не так много, и они у меня в основном из Киева.

— Я себя вне футбола не пред­ставлял. С определенного време­ни мне стали говорить, да я и сам понял, что футбол — это мое. И сейчас я могу сказать, что сделал правильный выбор и в самом на­чале своего жизненного пути, и затем, когда уехал из Одессы в киевское Динамо, хотя меня и приглашали многие команды высшей лиги, в том числе и все московские клубы, так как я был игроком юношеской сборной СССР. Но, повторюсь, я поступил верно, когда кардинально изме­нил свою жизнь, переехав в Ки­ев. Не скрою, многие тогда меня отговаривали от этого решения, так как в то время в Киеве была очень сильная команда с велико­лепной полузащитой — все игро­ки сборной страны. Наверное, можно было выбрать более лег­кий путь и гарантировать себе беспечную жизнь в другом клубе, но я перешел в Динамо и не жа­лею об этом.

Я вырос в семье рабочих на Пе­ресыпи — это район Одессы с не самой хорошей репутацией. Но босяком я не был никогда. В шко­ле учился нормально — не очень хорошо, но и худшим не был. На­верное, оценки могли быть луч­ше, но у меня очень много време­ни отнимал футбол. Тем не менее полученные в школе знания поз­волили впоследствии выучить иностранный язык, окончить институт… Однако без футбола мне было бы скучно.

— Я очень рано понял, что мне нужно трудиться, зарабатывать деньги, обеспечивать семью. На тот момент ничего, кроме как иг­рать в футбол, я делать не умел и поэтому стал еще серьезнее от­носиться к тренировкам. Мама в то время, работая на заводе, по­лучала 45 рублей, и, конечно, ей очень тяжело было растить меня и сестер. К сожалению, отец так и не узнал, что меня взяли в Черноморец, что я еду с коман­дой на свой первый сбор в Бол­гарию. Практически на те деньги, которые мне платили в Черно­морце, и жила наша семья. Я стал принимать самостоятель­ные решения, почувствовав ответственность за людей, которые меня окружали. Сначала это бы­ли мать и сестры, а затем моя же­на и дети.

— Действительно, я два раза самостоятельно покидал коман­ду, и из-за этого у меня были большие неприятности. Понима­ете, я очень тяжело привыкал к столице. Да и в команде мне бы­ло непросто, ведь поначалу я не являлся игроком основного со­става.

Я приехал в Динамо еще, по сути, мальчишкой. И мне было не­достаточно того внимания, кото­рое мне уделяли — я, фактиче­ски, был брошен в гостинице. Никого из знакомых не было рядом, вокруг только чужие люди… Но мне в той ситуации очень сильно помогла семья Олега Блохина — его мать, Екатерина Захаровна, и отец, Владимир Иванович, относились ко мне как к родному сы­ну. С Олегом я был знаком еще по юношеской сборной Союза и поэтому очень много времени проводил в доме его родителей. Именно здесь я ощущал то семейное тепло, которого мне так недоставало тогда.

Раньше я как-то не представ­лял, что могу уехать из Одессы, оставить маму… Да, я очень ра­но стал уезжать из дому, но все­гда возвращался в родной город. Правда, когда я решил переезжать в Киев, уже подходило вре­мя службы в армии, и мной на­стойчиво стал интересоваться московский ЦСКА, поэтому при принятии решения приходилось учитывать и этот фактор.

— На то и тренер, чтобы пра­вильно оценить ситуацию. Одно дело, когда человека приглашают в основной состав, совсем другое — в «дубль». В каждом конкретном случае нужно разбираться. В моей тренерской прак­тике бывало так, что, к примеру, в Одессе мы платили деньги футболисту, который, мы это пре­красно понимали, не мог в тот мо­мент помочь нашей команде, но у парня была очень сложная се­мейная ситуация, и мы шли на это… Важно, насколько сам иг­рок, по-человечески, оценит та­кое отношение к себе…

Я сам был футболистом. Мо­жет, моя карьера была чуть яр­че и длиннее, чем у большинства нынешних ребят — все же с 68-го, почти 23 года я провел на поле. И большую часть — в сильнейшем клубе страны. Я многому научился у тренеров, с которыми работал, и стараюсь все то хорошее, что узнал, при­менять в жизни.

— Это не так. Как бы это объ­яснить… Не скрою, у нас, как в любом коллективе, бывали конфликты в Динамо, люди могли не разговаривать друге другом… Но я старался на поле забывать обо всех неурядицах, и это не могло сказаться на том, чтобы я сознательно не замечал кого-то. С Блохиным же мы понимали друг друга с полувзгляда. У него была прекрасная скорость, и мне с ним было очень легко взаимо­действовать. Но я бы не сказал, что другие нападающие остава­лись без моего внимания. Прос­то с Олегом мне было проще все­го. Вот вы, журналисты, ведь то­же больше и чаще пишете о че­ловеке, который охотно идете ва­ми на контакт, чем о том, из кого нужно клещами вытягивать информацию.

— Любой навык нужно отраба­тывать. Но самое главное, на по­ле нужно ВИДЕТЬ. Вот этому, ес­ли не дано, научить нельзя. Лю­бую передачу на любое рассто­яние можно отработать, как, к примеру, теннисист отрабатыва­ет различные удары. А вот КОГДА и КУДА нужно отдать пас — это уже дается свыше, заложено, наверное, генетически. Но этот дар нужно поддерживать и разви­вать кропотливым трудом. А та внешняя легкость, с которой фут­болист выполняет тот или иной технический элемент, — резуль­тат тяжелейшей работы.

— Приглашения у меня дей­ствительно не было. Оно где-то затерялось. Но даже если бы я его и получил, то все равно не смог бы приехать, потому что, находясь в Финляндии, я был про­оперирован — удаление аппенди­цита. С другой стороны, у меня в то время с Олегом были, мягко говоря, разногласия. Мы даже некоторое время не разговарива­ли, не встречались.

— Думаю, что нет. Я для себя решил, что мне нужно уходить — у меня возникли трения с руко­водством команды. Тогда мы бы­ли футболистами, молодыми людьми. Сейчас, конечно, все воспринимается немного по-дру­гому…

Решения принимает тренер. Я, то есть футболист, «встал в по­зу». У меня, как мне казалось, на то были свои причины. Я их вы­сказал, и после этого мне пришлось уйти из Динамо. Мнение Блохина по этому поводу, конеч­но, могли выслушать, но что это могло изменить? Маня ведь ни­кто не выгонял из команды. На­оборот, после всего этого пред­лагали опять тренироваться. Ес­ли бы я захотел, то вполне мог бы остаться и выиграть тот же Кубок кубков. Но я для себя решил, и, поверьте, на то были весомые ос­нования, что мне нужно уйти.

По большому счету, я не жалею о своем поступке. Единственное, что огорчает, так это то, что карь­еру в клубе, в котором провел почти 11 лет, закончил не так, как хотелось бы. Хотя после Дина­мо я поиграл и в московском Торпедо, и в харьковском Ме­таллисте, где забил голы, позво­лившие мне вступить в клуб Фе­дотова, и в каждой из команд вы­играл Кубок СССР. Хотя, к при­меру, в сборной СССР с уходом из Динамо моя карьера завершилась…

— Да каких я мог требовать гарантий? Я просто устал психо­логически. Вся ответственность за проигранные матчи ложилась на нас с Олегом. К тому же как раз тогда в Динамо проходила смена поколений. Пришли Думанский, Каплун, Хлус… Нача­лись непонятные шарахания. Плюс ко всему ушел в сборную Валерий Васильевич. В общем, в плане создания команды приходилось начинать практически с нуля. Хотя, конечно, у меня бы­ли достаточно хорошие позиции в коллективе, и я мог бы спокой­но выходить на поле. Тем более что я нормально относился к работе, неплохо играл. К тому же, что важно, у меня был налажен быт, и просто так срываться с на­сиженного места не хотелось. Правда, «доставали» травмы… Кстати, я из Торпедо ушел как раз из-за операции на «ахилле» — думал, что все, наигрался. Но потом, к счастью, вылечился и продлил свою карьеру игрока. Шесть лет после Динамо еще выступал.

Конечно, это были команды не высочайшего уров­ня, но, как ни странно, на поле мне было намного сложнее, чем в киевском Динамо. Если соперник выходит против сильной команды, укомплектованной высококлассными футболистами, он не знает, кого «держать», ведь от любого игрока может ис­ходить опасность, а в Торпедо и Металлисте против меня практически в каждой встрече действовали персонально, и ра­ботать приходилось в два раза больше, чем в Киеве.

— Это действительно так. Владимир Васильевич Щербицкий через своих заместителей передавал, мол, все понятно, возник конфликт и нужно ухо­дить, но есть убедительная просьба — в любой клуб, кроме Спартака. А как раз в Спар­так звали настойчивее всего — Бесков очень хотел видеть меня в своей команде.

— В футбольной жизни любой проигрыш — это разочарование. Что же касается меня лично, на­верное, это то, что из-за перело­ма ноги я не выступил на чемпио­нате мира в Испании, и, конечно, уход из Динамо. Я знал, что еще не полностью реализовал себя, у меня было достаточно сил играть на высочайшем уровне, но пришлось уйти — это жизнь. Каждый человек по-разному устраивает свою карьеру. Я к это­му нормально отношусь. Может быть, немного жаль, что чуть-чуть недоиграл, недозабил, недовыиграл…

Да и не закончил карьеру игро­ка так, как хотелось бы. Все же 11 лет в Динамо — думаю, можно было бы организовать что-то ти­па прощального матча Блохина. Но я не хотел проявлять иници­ативу и заниматься организаци­онными вопросами. Если бы со­чли нужным проводить игрока по фамилии Буряк — я был бы не против.

— Действительно, такое было — это не выдумки. Олег всегда боролся за звание лучшего бомбардира СССР, и если была воз­можность, он старался увеличить количество голов. Когда же нуж­но было обязательно забивать, то пенальти исполнял я. Мне кажет­ся, это нормальный подход.

— В футболе так бывает. Пред­варительная договоренность по исполнению штрафного удара бы­ла совершенно иная, но Олег взял на себя ответственность и решил пробить. И пусть мяч просто за­прыгал в ворота, но это был очень важный гол. В команде были лю­ди, которые забивали 90% опас­ных штрафных, но в тот момент удача улыбнулась Олегу.

— Если что-то и было — то я не имею права об этом гово­рить. Зачем теперь в этом копать­ся? Я в этом не участвовал. Пе­ред Динамо всегда ставились максимальные задачи. Когда мы становились чемпионами и оста­валось несколько туров до окон­чания, мы могли выйти на матч в ослабленном составе или не пол­ностью выложиться на поле, тем самым давая сопернику фору.

А так, я вам могу сказать как капитан команды, — даже ничья в Киеве расценивалась как тра­гедия, и разбор полетов был очень серьезным — на уровне ЦК партии Украины, так как болель­щик номер один в то время у Динамо был Владимир Щербицкий, который не только помогал команде, но и требовал наивыс­ших результатов.

— В то время, как вы помните, вообще мало кто куда выезжал. У меня был вариант с австрийской Аустрией — только потому мне разрешали туда уехать, что этот клуб финансировала компартия Австрии. Но в итоге что-то изменилось, и мне поставили условие — или в Финляндию, или никуда. В итоге я подписал контракт и, ес­ли честно, ни о чем не жалею. Хо­тя бы потому, что я в Финляндии постоянно находился с семьей и хоть как-то смог компенсировать родным то время, когда мы пос­тоянно находились на базе или на сборах. Конечно, финский футбол не очень высокого уровня, но я думаю, что австрийский не намно­го лучше, а условия личного кон­тракта, что в Финляндии, что в Австрии были одинаковые.

— В Америке я уже не играл, а начал заниматься тренерской практикой. Мне повезло, что ря­дом находился очень опытный специалист из Германии Фрэд Шмольц, который прекрасно разбирался в футболе США, так как постоянно работал там в юноше­ских и молодежных командах. К тому же он очень хорошо знал и европейский футбол, в том чис­ле советский. Несколько раз Шмольц присутствовал и на мат­чах киевского Динамо. Мне он очень помог на начальном этапе моей тренерской карьеры.