Юрий РОЗАНОВ: "Эфир принадлежит не комментатору"

Известный комментатор Юрий Розанов, немало проработавший в Украине, рассказал о творческом кредо человека с микрофоном.

– Комментаторство – застывшее искусство? Или оно эволюционирует, как тот же футбол?
– Футбол – это схемы, расстановки. По ним можно видеть тенденции. Комментаторская же профессия была и остается формой, которую наполняет содержанием человек у микрофона. В противном случае давно были бы написаны учебники, тома правил, канонов и табу. Это одна из немногих профессий, подразумевающих… свободу стиля. Специально сделал паузу, потому что кто-то наверняка скажет – «свободу самовыражения». А это неверно.

– Должен ли комментатор быть громким?
– Вспомните, кто первым начал «поддавать жару»? Вадим Синявский. Кто перенял эстафету эмоциональной подачи? Николай Озеров, народный артист СССР, умевший это делать великолепно. Логично: побед у советских спортсменов было больше, и радовались им намного более искренно, чем теперь. Но в те же времена были и другие формы. Был Евгений Майоров, который изобрел паузу, как инструмент комментария. Владимир Перетурин, введший в комментарий то, что сейчас называется троллингом, – тогда такого слова не знали. Ирония у него была порой высочайшего уровня.

Котэ Махарадзе, сделавший фишкой акцент и прононс, за что его любят по сей день. Анатолий Малявин, из-за которого я научился, как миллионер Корейко, считать в уме очки конькобежного многоборья. Пару раз просто «залипал» на его репортажах о коньках, настолько они мне нравились в мои десять лет. Все эти мастера были разными. Но они ведь не кричали, верно? Вообще ключевые пункты профессии остались прежними: быстрота реакции, хороший язык. Хотя он сейчас становится все менее нужным.

– Кому?
– Комментатору нужен. Насчет зрителей не уверен. Он стал не обязателен, менее востребован. И изменилось отношение к комментаторам, на мой взгляд. Добавлять «на мой взгляд» буду часто, потому что не претендую на абсолютную истину – излагаю свое мнение. Теперь хороший комментатор – тот, который комментирует, как комментировал бы слушатель, если бы умел.

Причина, во многом, – интернет и социальные сети. Восприятие идет не от человека в эфире, а от себя. Причем восприятие всего: спорта, политики, фильмов, книг. В абсолюте – собственное мнение. Тем более опубликовать его – полторы-две секунды. Комментатор обязан все это учитывать.

– Значит, профессия все-таки меняется.
– Не профессия – жизнь.

***

– Остаться старомодным – плохо?
– Я себя таким и считаю. Понимаю, что если вставил в репортаж цитату из фильма 1960-х, 80 процентов ее не поймут. Не скажу, что делаю это из принципа, хотя отчасти и так, но переделать себя очень трудно. Конечно, я не теряю подписчиков в инстаграме, потому что вообще его не заводил, но в чем-то утрачиваю обратную связь.

Важно знать, однако: комментатора ставит в эфир руководство. И если оно сочтет тебя безнадежно старомодным, ты просто перестанешь получать эфиры. К такому лучше быть готовым, потому что когда-то оно случится. Или меняйся: танцуй хип-хоп вместо танго. Но можно ли настолько изменить себя в серьезном возрасте?

– Где учат растягивать букву «р» в слове «удар-р-р-р!»?
– Почему вы думаете, что это единый стандарт? Кто-то действительно тянет согласные, добавляя эмоций или брутальности: Вася Уткин, Александр Елагин... Но не все. Я вроде бы замечен не был. Вообще слово «удар» междометийное и емкое, хорошо подходит для интонационных акцентов, им можно играть. И это ценно для профессии, в которой каждый обязан искать свой «го-о-о-ол!».

– Вы нашли?
– Когда был помоложе, придумал кричать «го-о-ол!» вниз.

– То есть с высоких частот – в басы?
– Не обязательно с высоких, но с понижением.

***

– Надо ли комментатору тренировать речевой аппарат?
– Конечно.

– Встать с утра, произнести десять раз про Карла, Клару и траву двора?
– Вреда от этого точно не будет. Сейчас уже не упражняюсь – было время научиться. О комментаторстве мечтал с юных лет, оно казалось чем-то вроде космоса, и на каком-то этапе, помню, комментировал сам себя. Потом, когда все случилось, уже примерно знал, на что способен, и какое предложение могу произнести на выдохе за 35-40 секунд.

– С возрастом, говорят, меняется дикция.
– Согласен, поэтому очень рад, что у меня на протяжении долгих лет хороший стоматолог.

– Отоларинголог не важней?
– Это особая история. Дама была очень старой, но в молодости, вероятно, очень красивой. Следила за собой. Работала лором в обычной поликлинике, куда я пришел за направлением на операцию по поводу ларингита. Никакое ТВ не просматривалось даже на горизонте, мне было 25. «Что вы курите, деточка?», – спросила она, затягиваясь «беломором». Тогда врачи дымили прямо в кабинетах. «Мальборо». «Жесткие, – заключила дама. – Переходите на английские. А на операцию ложитесь, только если хотите испортить себе дальнейшую жизнь». По сей день ей благодарен. У лора обследуюсь регулярно, и ларингит мой – на том же самом уровне, с каким мы с ним пришли в профессию.

– А зачем стоматолог? От присвиста спасает?
– Это уже крайний случай. Если присвист, пора уходить. Или фишку из этого делать.

***

– Лет шесть назад вы сказали в интервью: «Журналистика становится кричащей и поверхностной». Какие слова найдете для нее теперь?
– Шесть лет – немалый срок, жизнь стремительно меняется. Той фразой я хотел сказать, что журналистика потихоньку едет с горки, глубина текстов уступает место фотографиям с подписями. Сегодняшняя журналистика просто усмехнется мне в лицо: «Да, я такая, а ты против, дедушка?» И это проблема. Пришло время папарацци: по-быстрому кого-то поймать, подснять, спросить на бегу. Колонок становится меньше, колумнистов тоже.

Радует это? Разумеется, нет. Я вообще стал осторожнее применять слово «журналистика». Для меня это уходящие авторы и жанры. Их не заменить публикациями «18 фактов про левую ногу Месси, о которых вы знали, но стеснялись спросить». Такое равнодушно обхожу стороной. Такая уж сейчас жизнь. И если ты в своей старорежимности еще востребован, значит, не все так плохо. Не востребован – учись танцевать нижний брейк. Либо уходи.

– Мне всегда хочется сказать критикам Геннадия Орлова, Юрия Семина: когда будете востребованы в их возрасте по столь же высокому разряду, тогда сможете их судить.
– Именно! И список я бы начал с Владимира Маслаченко, который тоже работал в той поре и был на вдохе круче любого из нас.

– Футбол и хоккей – что для ума, а что для сердца?
– Оба для ума и для сердца. Но если выделять, назвал бы первым хоккей. Это более сложный вызов. Из всех спортивных игр, а я комментировал все спортивные игры, хоккей – самый трудный. От тебя не зависит темп – он всегда рваный, и ты должен быть постоянно «включен». В футболе можно подогнать репортаж темпом, который выбрал комментатор, там работают длинные заготовки, которые я не слишком люблю. В хоккее – исключено. Перебор статистики, если выкладывать ее в процессе игры, превращает репортаж в доклад. Хотя я прекрасно понимаю: многим кажется, что я как раз статистики не добираю. Нормальная история. Я собственное мнение высказал. У других может быть другое.

Но есть особенность: стал замечать, что футбольные люди смотрят и любят хоккей чаще, чем хоккейные – футбол. В интересе к хоккею есть некая кастовость. Вот Сергей Гимаев смотрит хоккей, футбол, теннис, NBA, с ним в паре всегда отдыхаю душой. Но это редкость. Поэтому проводить время мне больше нравится с людьми футбольными. А еще хоккей выматывает: четыре матча в неделю, да с овертаймами, – достаточно жестко, устаю. Хотя в 98-м комментировал, бывало, и по три матча в день.

– Морально устаете?
– Физически.

– Что болит?
– Просто выжат после матча, как лимон. Прийти домой и лечь – больше ничего не хочется. Вот футбол комментировать каждый день я смог бы, он менее энергозатратен. Хоккей – тяжело.

***

– Субъективное замечание: иногда не могу отличить одного комментатора от другого. Все очень подкованные, гладко говорят. Но сливаются почему-то.
– Изюмина – долгая в постижении штука. Не получится выхватить что-то, мимолетно включив телевизор.

– Иной раз кажется, что просто нечего выхватывать. Говорит себе человек и говорит. Ни холодно, ни жарко.
– Чтобы проявить себя, комментатору нужна раскованность и свобода. Это как на свидании с девушкой: сложно понравиться, если сыплешь домашними заготовками. И у большинства комментаторов с внутренней свободой полный порядок, поэтому даже не знаю, о ком вы говорите.

– Возможен ли эпатаж в эфире? И нужен ли?
– Вопрос в степени. Быть ярким и даже выпендриваться не грешно, главное – не изменить чувству меры. А вообще эпатирующих комментаторов становится меньше. Но есть другой искус: человек начинает чувствовать эфир своим. Отойдите от меня – захочу, суп сварю в эти полтора часа, а нет, огурцы посажу! Что придет в голову, то и сделаю. Не буду называть имена, но такой подход встречается. Наверное, это современно и позволяет заявить о себе, но для меня неприемлемо абсолютно. Эфир – он не комментатора и даже не команд. Он – зрителя!

– Юмор, ирония, сарказм: как найти золотую середину?
– Заготавливать шутки не буду никогда: получаю удовольствие от импровизации. Но не хочу на эту тему говорить исповедально. У каждого свой стиль, свои эксперименты.

***

– Бывает такое, когда, простите, тупишь?
– Не только бывает – очень люблю это состояние.

– Интригуете.
– Когда-то был классическим жаворонком и заканчивал все дела до обеда. Доктор, магазин, написать заметку... Сейчас в семь утра меня пушкой не поднимешь, зато когда встаю, обожаю сидеть на кухне с чашкой кофе и тупить. Порой вообще от всего отключаюсь в это любимое время суток. Но вы спрашивали про репортаж, верно?

– Да. Слова не подбираются нужные, мысли не приходят глубокие, – вот что-то такое.
– Не бывает. Случается плохое настроение, можно отработать лучше или хуже, что чтобы совсем никак, – исключено. Обязательно происходит «вкл-выкл», и то, что мешает, остается вне. Слишком люблю эту работу, чтобы впускать в нее постороннее. Эмоции – другое дело, в молодости, пожалуй, я был более язвителен и остер. Вдруг с годами это вымывается? Но думаю почему-то, что мной сегодняшним Евгений Александрович Майоров был бы доволен.

***

– Существует установка, гласная или негласная, на позитив в репортажах?
– В первые годы работы слышал от своих учителей: «Ну, что ты их ругаешь, они же старались, проливали пот! И не важно, что проиграли 1:11. Хотели выиграть! Не получилось». С тех пор это сидит во мне, поэтому всегда предпочту похвалить, а не поругать. Порой молодые подходят за советом, или сам кого-то схвачу за рукав: «Почему у тебя было 90 процентов негативных оценок?». Четверо смолчат, пятый заинтересуется, а шестой скажет: «Потому что негатив лучше продается». Вот так.

– То есть комментатор обязан хвалить, даже если возмущен игрой своей команды?
– Был матч, когда я понимал, что все, конец, что не забьем второй после того, как пропустили. Но для того и существуют профессиональные приемы. Включаешь актера – и все равно симпатизируешь своим. Сохраняя понимание ситуации, конечно.

– В чем подводные камни парного комментария?
– «Как вы работаете вместе?», – спросили Ильфа и Петрова. «Один пишет текст, другой бегает по редакциям». Парный комментарий – выбор из серии, как лучше жить, одному или в семье. Понятно, в семье. С напарником можно чем-то поделиться, что-то проговорить, обкатать в эфире.

– А если ты одинокий волк?
– Волку лучше одному. Мне, которому бог дал семейное счастье, – вдвоем. Но только с тем, кому доверяешь, а это далеко не каждый. К тому же классическая советская школа комментария – сольная, не стоит этим пренебрегать. Да, в Америке работают вдвоем. Но там иная публика, она сфокусирована на статистике. Во-вторых, при американском комментаторе не столько напарник, сколько эксперт. Он вступает, когда начинается повтор. Мы сможем так?.. И все же я за микс, за притертый дуэт.

– Как быть с перетягиванием одеяла, когда один другому рта не дает раскрыть?
– Как зритель слышу это часто. Как комментатора ребята меня щадят – видимо, из уважения к сединам. Замолкают, даже если им есть, что сказать. Скорее уж ко мне можно предъявлять претензии в желании переговорить коллег. Кстати, не считаю себя хорошим партнером. Лучшим – точно нет.

***

– Что из штампов и клише вас особенно бесит?
– Не люблю «анахаймских уток», «летучих мышей», «ирисок» и вот это все. Не вправе кого-то судить, – просто бьет по мозгам. И еще не нравится слово дерби. Заезжено до того, что пора уже провести матч Арктика – Антарктика и назвать его планетарным дерби. Всех перестала интересовать география, а ведь у дерби есть четкая привязка к точке на карте и конным бегам.

– Часто руководство присылает сообщения с критикой по итогам репортажа?
– Мне – нет. Не хвалят и не ругают.

– Тревожно.
– Почему? Во-первых, ни один начальник на свете не в силах отследить сто процентов трансляций, а то, что отслеживается, видимо, руководство устраивает. Во-вторых, не обязательно писать sms. Если что-то плохо, ты просто перестаешь получать эфиры. А когда не хвалят и не ругают, не забывая при этом поздравлять с днями рождения, это нормально. Вообще на телевидение я попал довольно зрелым субъектом, лет в 35, и как-то не взросло во мне вот это, съедающее изнутри: «Дайте срочно главный матч, ах, финалы мои, расфиналы!». Просто работаю, как умею.

***

– Чья похвала и критика оставила в вас наиболее глубокий след?
– Евгения Майорова. Много лет назад он представил меня кому-то: «Юра, мой лучший ученик». И – до слезы. Сильнее с тех пор ничто не пробивало. А от такой критики, чтобы душу царапала, судьба хранит.

– Случись конфликт с руководством – и комментатору некуда податься.
– Моим следующим рабочим местом, наверное, будет пенсионерская лавочка у дома. Пусть о таком думают ребята помоложе. По дисциплине претензий ко мне никогда не было: категорически не могу опоздать или прийти на эфир неготовым. В начальники не рвусь, понимая: руководитель, как и бизнесмен, из меня плохой. Конфликты в планах не значатся.

– Были матчи, борьбу за которые вы проиграли коллегам?
– Уже говорил: не снится мне маршальский жезл. И чего-то все-таки добился: комментировал финал Кубка мира по хоккею 2004 года, три финала Лиги чемпионов. Все приходит со временем, вопрос – готов ли ты ждать. Жутко злюсь, когда молодые ноют: «Опять мне «Кротоне» достался!». Да плевать, пусть будет «Кротоне»! В жизни не ходил просить себе матчи, и не пойду. Хотя за других просил.

Вообще в компании талантливых и амбициозных людей не может быть все гладко. Не хочу называть имен, но половина комментаторов страдальчески относится к статусу матча. А у меня кайф от работы такой, что пихаться локтями просто нет смысла. Получишь в итоге такой же матч, но отношения с людьми испортишь.

– Но если вас месяц, два, три ставят только на «Кротоне», неужели не спросите себя: почему?
– Пока не было таких периодов. Нас собирали как-то, спрашивали пожелания. У меня было только одно: молодежный хоккейный чемпионат мира.

***

– Почему у вас нет своей программы – разговорной или аналитической?
– Во-первых, достаточно критичен к себе как к ведущему. Во-вторых, не люблю фотографии и селфи, не очень нравлюсь себе в кадре. Считаю, в качестве закадрового комментатора я намного сильней. Делать программу – вообще сложная история. Нужно быть начальником, командовать съемочной группой, писать верстку... У меня это забирало бы слишком много сил. Но для чего? Загрузка и так велика, даже близка к предельной по моим годам. Возможно, не добираю в известности, но так ли это важно? Занимаюсь тем, что приносит удовольствие и получается лучше.

– А известность приносит деньги. Чаще в кадре – больше корпоративов.
– Вряд ли я лучший на этом поприще. Корпоративы набрали силу, когда я уже был в годах. Там своя специфика – бар-стайл, а не классический репортаж. Иногда приглашают, но дается мне это намного труднее, чем комментаторство.

– Где Розанова можно не только услышать, но и почитать?
– Пока нигде. Предлагать особо не предлагают, сам навязываться не хочу, а разогревать фейсбук – не мое.

***

– Кому, где, и как передаете мастерство?
– На работе, в рамках общения. Делюсь опытом с каждым, кто готов слушать.

– Как насчет классического преподавательского курса?
– Если честно, хочется учить тому, что умею сам. И предложения есть. О большем пока говорить рано.

– Чего вам не хватает для профессионального счастья?
– Всего хватает – скажу, чего хочется. Быть помоложе, работы поменьше, денег побольше. Лишний выходной, чтобы не так уставать. В остальном я счастлив. Ставлю в храме свечки за то, что Бог дал заниматься делом, к которому лежит сердце, и которое неплохо получается. Такое в жизни выпадает, наверное, одному из миллиона.